На основе этого приобретения группе английских дешифровальщиков из Правительственной школы кодов и шифров в Блетчли-Парк удалось создать новую «криптологическую бомбу» — «Turing Bombe», позволяющую расшифровывать даже более новый немецкий код для подводников с названием «Акула». Таким образом, англичане спокойно читали все сообщения немецких подводников до февраля 1942-го года, пока немцы не перешли на использование усложненной четырехроторной «Энигмы». Долгие десять месяцев войны разведка Великобритании не могла прочитать ничего, пока в конце октября того же года английский противолодочный корабль «Петард» не захватил новую «Энигму» с шифровальными документами к ней на вражеской подлодке «U-559». Заполучив новую шифровальную машинку немцев, англичане смогли расшифровывать радиообмен немецких подводников до самого конца войны, что очень помогло в борьбе против «Волчьих стай» субмарин кригсмарине на просторах Атлантики.
Александр знал, что во время битвы за Москву две подобные шифровальные машинки были захвачены нашими войсками, одна из них — в начале декабря, в районе города Клин. Там же удалось взять в плен и нескольких немецких штабных шифровальщиков. Так что исследования «Энигмы» велись и советскими специалистами дешифровальной службы ГРУ. Но, только к концу 42-го года были достигнуты практические результаты и создана своя «дешифровальная бомба». Правда, удавалось расшифровывать только устаревшие немецкие сообщения, потому что к тому времени немцы уже усовершенствовали свою шифровальную систему. А четырехроторную «Энигму» советским специалистам до конца войны взломать так и не удалось. Для предотвращения захватов этих машинок наступающими советскими войсками немецким шифровальщикам с 42-го года предписывалось, в случае опасности, свою машинку просто взрывать.
Правда, это не сильно помогало немцам, потому что у советской разведки появился доступ к английскому Блетчли-парку. Свой агент среди этой элиты дешифровальной службы Великобритании, один из знаменитой Кембриджской Пятерки советских агентов, Джон Кернкросс, шифровальщик из министерства иностранных дел, исправно поставлял необходимую информацию советской стороне. Только эта информация больше касалась общих вопросов, а не конкретных действий, например, немецких моряков на Балтике. Потому Александр начинал всерьез обдумывать диверсионную операцию разведки Балтийского флота по захвату какой-нибудь немецкой подлодки вместе с шифровальной машиной.
Все эти соображения он собирался изложить на бумаге и отправить своему дяде Игорю по каналам разведки при первой же возможности, но в ночь на первое июля эскадра неожиданно снялась с рейда Либавы и взяла курс на Моонзунд.
Глава 3
Пока соединение эсминцев ПВО вместе с остальными кораблями эскадры шло из Либавы в Моонзунд, Александр Лебедев, получив новое задание от начальника разведотдела прослушивать эфир, сидел в радиорубке вместе с радистами и внимательно слушал радио в отдельных наушниках. Он конспектировал услышанное на бумаге и анализировал ситуацию, сложившуюся на фронте за неделю боевых действий. Радиосообщения, конечно же, как с советской, так и с немецкой стороны, а тем более из Англии или Швеции, были разрозненные и объективно не отражали всю картину противостояния Германии и СССР целиком. Потому, многое Александру приходилось додумывать самому, сопоставляя те или иные факты, услышанные, как из официальных сводок воюющих сторон, так и из радиообмена, идущего открытым текстом с тем, что он знал по истории этой войны. А он знал многое из того, как события на ее фронтах развивались в прошлый раз.
Первое и самое важное наблюдение Лебедева состояло в том, что информация, предоставленная им советскому командованию под видом разведывательной через РОШ Балтийского флота, очень помогла при подготовке боевых действий. Никаких приграничных «котлов» немецкие войска на этот раз создать не сумели. И части Красной армии, судя по всему, довольно организованно отходили от границы с боями на предусмотренные оборонительные рубежи первой линии обороны.
А ведь только в Белостокско-Минском котле в начальной фазе войны в тот раз советские войска потеряли двадцать три дивизии, в основном, попавшими в плен. И это сильно повлияло тогда на расклад сил во всем приграничном сражении первых дней войны, потому что, кроме одиннадцати стрелковых и двух кавалерийских, были потеряны четыре моторизованные дивизии и шесть танковых. Сейчас ничего подобного не произошло, а значит, только по причине одного этого факта, соотношение сил на фронте было совсем иным. Благодаря чему советские войска уверенно держались против немецкой группы армий «Центр», опираясь на Брестский выступ на юге и прикрывая Минск от опасности прорыва вермахта с севера упорной обороной Вильнюса и всей остальной Прибалтики.
Вторым важным фактором для коренного изменения ситуации Лебедев считал то, что ни о каком полном превосходстве люфтваффе в воздухе пока даже речи по радио не шло. Зато говорилось об упорных воздушных боях над всей линией фронта. Александр порадовался, что командование Красной армии, предупрежденное «разведывательной информацией», на самом деле принесенной Александром из будущего, сумело принять эффективные меры по спасению советских самолетов от гибели на аэродромах в первые военные часы и дни. И теперь многочисленные сохранившиеся «ишачки» составляли в небе солидную конкуренцию истребителям люфтваффе хотя бы уже тем, что их имелось значительно больше. И пусть по качеству техники и подготовки пилотов советские ВВС пока уступали, но количественное преимущество СССР в самолетах, которое на этот раз никуда не делось, заставляло немецких летчиков действовать гораздо осторожнее, чем в прошлый раз, потому что наглость и безнаказанность больше не сходили «птенцам Геринга» с рук. В этом убедился и сам Александр, став не только свидетелем многих воздушных боев, как над кораблями эскадры, так и над базой флота в Либаве, но и их непосредственным участником в качестве командира пулеметчиков-зенитчиков эсминца «Яков Свердлов».
Третье важное достижение первой военной недели, по мнению Александра, заключалось в том, что немцам так и не удалось вырваться на оперативный простор Украины. В сражении под Дубно, Луцком и Бродами советские танкисты, возглавляемые Константином Константиновичем Рокоссовским, который на этот раз по личному распоряжению Жукова командовал не только 9-м механизированным корпусом, но и всей танковой группировкой, противостоящей немцам на этом направлении, достойно встретили противника. Несмотря на некоторый недокомплект танков и транспортных средств для оперативной подвозки запчастей, горючего и боеприпасов, танковые части в течение всей недели изматывали противника хорошо организованной активной обороной, отходя только по приказу на заранее подготовленные позиции. И танкисты продолжали крепко держаться на рубежах обороны, создавая условия для подхода и развертывания резервов.
Четвертое важное известие пришло с юга. В отличие от прошлой попытки удара Черноморского флота по румынской Констанце, довольно бездарной, когда был потерян лидер «Москва», а крейсер «Ворошилов» получил повреждения, подорвавшись на мине, на этот раз все получилось достойно. Никаких потерь флот под командованием бывшего наркома Кузнецова не понес, а действовал вполне успешно, обрушившись всеми силами на румынский порт. Линкор с крейсерами, эсминцы и лидеры своим артиллерийским огнем превратили Констанцу в руины, полностью подавив береговые батареи, разрушив погрузочные терминалы, элеваторы и хранилища нефтепродуктов.
В акватории порта удалось потопить корабли румынского военно-морского флота «Реджина Мария» и «Мэрешти». При этом, советские субмарины заблокировали побережье Румынии, топя все встречные торговые суда и военные корабли. Уничтожались и любые плавсредства противника, которые попадались на пути эскадры главных сил Черноморского флота. Помимо Констанцы, обстреливались и другие прибрежные города Румынии. А черноморская морская авиация постоянно бомбила нефтяные вышки в Плоешти, заставляя румын и немцев для их защиты снимать зенитные орудия с фронта и направлять на борьбу с советскими бомбардировщиками дополнительные истребительные силы.