Стараясь увести разговор от скользкой темы, я решил сменить тему:

— А можно увидеть этого… Альберта?

— Зачем тебе?

— Я хочу с ним поговорить.

— Но зачем разговаривать с этим негодяем?

— Он запутался. Сейчас он на тёмной стороне. И это плохо. Я попробую его убедить вернуться к свету. Вдруг у меня получится.

Я вздохнул:

— Только очень пить хочется. Здесь есть, где можно купить сок или лимонад? Хочется чего-нибудь сладенького.

— Пойдём! Я спрошу у медсестры.

У дежурной медсестры нашлась бутылка яблочного сока. Сок был тёплый и сладко-приторный. Но я практически за пару глотков опустошил всю бутылку. Жажда немного утихла.

— Пойдём по лестнице. Твой убийца лежит этажом выше.

— Несостоявшийся убийца.

— Ему просто не повезло. Он хотел тебя убить. А значит он — убийца. Если бы у него патрон не заклинил, то он бы точно убил. И тебя, и Гагика.

— Значит, Бог не дал ему стать убийцей.

— Выходит что так… Вот мы и пришли.

Глава 13

У дверей палаты на стуле сидел милиционер и читал газету. Когда мы приблизились, он встал и отдал честь полковнику в отставке.

— Дядя Саркис! Можно я поговорю с Альбертом… один на один?

— Вообще-то это не положено. — начал было протестовать милиционер, но Саркисов оборвал его речь жестом:

— Пусть она поговорит с ним. Это её он хотел убить. И это она его обезвредила.

Сержант кивнул и молча открыл дверь.

Я вошёл в палату. Обставлено здесь всё было по-спартански. Кроватей было две. На одной лежал пристёгнутый наручниками Альберт. Вторая кровать пустая. Выглядел злодей не лучшим образом. Лицо было всё скрыто под бинтами, пластырями… Лишь один глаз выглядывал из-под этого «памперса». Глаз смотрел прямо на меня в упор со злостью и ненавистью.

— Барев [7] , Альберт! Как дела? Ладно, не отвечай. Знаю, что хреново. Я к тебе поговорить зашла. Мне просто надо понять кое-что… Какого хрена ты вообще решил меня выгнать из ресторана? Ты плохо относишься к русским? Так я не русская. У меня половина цыганской, половина еврейской крови. Или ты вообще ненавидишь всех кто не армянин? Но это глупо, Алик. Мне тут сказали, что тебя девушки не любят. Может ты из-за этого ко мне докопался?

Я сделал небольшую паузу, пытаясь поймать хоть какой-то ответ в его глазах… То есть в глазу. Но кроме злобы там ничего не было. Но я пристально упёрся взглядом в этот злой глаз.

— Мне кажется что ты, Альберт, просто заблудился. Тебя обуяли грехи. Гордыня, злоба, жадность. Ты потерял своего бога. Думаю, что тебе надо вернуться к нему. Найти в своей душе хоть одно светлое пятно. Там и прячется твой бог…

Я нёс всякую чушь, но пытался всё время давить, давить его взглядом. Зелёные сполохи в его глазу отражались с заметной методичностью. Но злость всё никак не покидала радужку его глаза. Вот ведь гад какой упёртый. Такими бывают фанатики, готовые слепо умирать за свою веру. Неужели и этот такой.

— Ты веришь в бога, Альберт?

Что-то изменилось во взгляде. Похоже, я нащупал его уязвимое место.

— Ты должен вернуться к богу! Тебе снова надо перейти на светлую сторону. Всю свою жизнь — ты был злым. Но это был не ты. Злоба тобой руководила. Злость — опасный советчик. Но знай: Зло никогда не останется безнаказанным. Ты веришь, что каждому воздастся по делам его? И ты должен в корне пересмотреть свою жизнь. Тебе сначала будет трудно.

Я выдохнул, сделал паузу и снова продолжил:

— Ты слишком долго бродил во тьме. Но теперь у тебя появился шанс. В тюрьме у тебя будет много времени на то, чтобы подумать. Вернись к богу! Прими его. И свет вознаградит тебя. С этого дня, что бы ни случилось, ты будешь творить добро. Так надо, чтобы искупить то зло, которое ты принёс на эту землю. Ты меня понял?

Он слабо кивнул мне в ответ. Его глаз уже не излучал зло. В его взгляде лучился свет.

— С этого дня ты быстро пойдёшь на поправку. У тебя всё заживёт. А сейчас тебе надо поспать… Спи!

Глаз закрылся. А я понял, что мне здесь больше делать нечего, и вышел из палаты.

— Что ты ему сказала, Маша-джан?

— Я посоветовала ему вернуться к Богу.

— А он что?

— Он заснул. Пойдём дядя Саркис. Ты хотел поговорить со мной…

Здание Туапсинского Горкома КПСС было солидное такое, с колоннами. Жаль, что в будущем его снесут.

Вон уже неподалёку от него развернулось большое строительство. Любили у нас строить с размахом в Советском Союзе. Вот и здесь размахнулись построить громадный дом-книжку. Но не учли всякие местные нюансы. Подземные воды и прочую хрень. После постройки многоэтажного дома, фундамент под горкомом треснул и здание снесли. Но всё это будет потом. А сейчас здание с колоннами стоит на своём месте, своим солидным видом доказывая незыблемость коммунистической идеологии на территории одной шестой части мира.

Вот такая вот ирония. Не будет в будущем этого здания горкома, как не будет в будущем и главенства КПСС на просторах СССР, которого тоже в свою очередь в будущем больше не будет.

Хотя… Это всё относительно. Вдруг в этом мире что-то пойдёт не так? Останется Союз. Сохранится идеология. И всё пойдёт другим путём, как дедушка Ленин говорил в молодости. Лично я не планирую прилагать к этому своих усилий. Но кто знает, как всё обернётся.

Кабинет второго секретаря находился на третьем этаже. Всё было пафосно и солидно. Ковровые дорожки на лестницах и в коридорах. Люди в строгих костюмах. Я среди них смотрелся истинным оборванцем. Парижским беспризорником по имени Гаврош, случайно зашедшим в ресторан «Максим».

Мне было по фигу. Я шагал вслед за Саркисовым с видом наследного принца, путешествующим инкогнито.

В кабинете было в меру прохладно. Большой стол с креслом во главе его. Присутствовали шкафы с книгами классиков марксизма. Сейф в углу поражал своей монументальностью.

— Присаживайся где тебе будет удобно! — предложил хозяин кабинета. — Воды? Или может быть чаю или кофе?

— Если можно, то желательно лимонаду.

Горячего пить не хотелось, а к минеральной воде у меня было не слишком доброе отношение. Я больше предпочитаю сладкий лимонад или сок.

Женщина в строгой юбке и белой блузке принесла на подносе открытую бутылку лимонада и стакан. Боссу был подан кофе в маленькой чашечке.

Решив взять инициативу в свои руки, начинаю разговор первым:

— О чём Вы хотели поговорить со мной, Саркис Арменович?

— О тебе, Маша-джан. О тебе…

— И чем Вас смогла заинтересовать моя персона?

На этот раз мой собеседник уже не был добрым дядей Саркисом. Мне в глаза смотрел полковник милиции в отставке:

— Ты не та, за кого ты себя выдаёшь.

— Я сделала что-то плохое?

— Если бы ты сделала что-то плохое, то я бы с тобой так не разговаривал. Наоборот… То, что ты сделала. Не поддаётся разумным объяснениям. Ты ведёшь себя не так, как ведут себя девочки в твоём возрасте. Ты легко расправляешься со взрослыми мужчинами. С одним. С тремя сразу. Голыми руками обезоруживаешь вооружённого преступника.

— Мне просто повезло.

— Маша! Давай говорить серьёзно!

— Давайте…

— Кто ты на самом деле? Зачем ты здесь?

— Ну… Мы с папой приехали отдыхать…

Саркисов хлопнул ладонью по столу.

— Не ври мне! Я знаю, что ты хороший человек, и ты не сделала ничего плохого. Но не смей мне врать! Маша Левина погибла полтора года назад, вместе с мамой, во время разбойного нападения на квартиру. Я уже послал запрос в Москву и получил ответ. Не забывай, кем я работал до этого.

— Я это помню…

Мысли крутились в голове со страшной скоростью. Куда до ним той белке, бегающей по кругу в колесе.

Меня раскусили — это факт. Но не раскрыли. И это тоже факт. Образ дочери Натана уже отыгран. Это не обсуждается. Настаивать на том, что это ошибка, глупо. Полковник милиции и второй секретарь горкома КПСС — это большая сила в этом времени.