Александр обернулся. Перед ним стоял катерник с одного из туполевских торпедных катеров. Он был в танковом шлеме, в больших летных очках и в кожаной куртке. И все равно с него капала вода. Катерник представился:
— Старший лейтенант Владимир Поликарпович Гуманенко.
Они пожали друг другу руки. Перед Александром стоял настоящий герой, который совершил катерный таран, да к тому же, каким-то чудом не пострадал при этом. Вот это подвиг, так подвиг! И не он один такой, ведь вслед за командиром на таран финских катеров пошли и другие экипажи из его отряда. Жаль только, что они все погибли. А вот этому старлею повезло просто упасть в воду. Наверное, он такой везучий. Лебедев вспомнил, что он, вроде бы, и в тот раз благополучно пережил всю эту войну.
Глядя на Гуманенко, Александр подумал, что существуют же такие необычные люди, которым удача благоволит. Например, вот этот катерник. Или же подводник Маринеско. Да много кто еще. Просто бывает иногда так, что удача на твоей стороне, что ты попадешь во врага в бою, а он промажет. А бывает так, что пули пролетают в паре сантиметров, но не причиняют вреда. Вот, как в недавнем бою, когда капитана-лейтенанта рядом с ним убило, да и радист погиб, а ни Александр, ни старшина не пострадали. И почему бы тогда не быть такому явлению, как военная удача, Фортуна, которая, как говорят, переменчива? А вдруг она действительно живет по каким-то собственным законам, словно погода и природа? А что если она выбирает чью-нибудь сторону не просто так? И, если, например, в прошлый раз она была в этой войне на стороне Германии, то почему бы на этот раз ей не переметнуться на сторону Советского Союза?
Глава 20
К тому моменту, когда санитарные машины въехали на территорию порта, катерники уже самостоятельно выгрузили носилки с эвакуированными тяжелоранеными со своих катеров на пирс. К этим раненым, в ожидании санитарного транспорта, по распоряжению Лебедева, присоединились и краснофлотцы, получившие ранения во время похода. Тем, кому повезло больше, кто остался цел и невредим, пришлось вытаскивать на берег и тела своих убитых товарищей, погибших в схватке с финскими и немецкими торпедными катерами. Убитых собирались похоронить в Таллине, как героев.
Эти ребята и были, конечно, самыми настоящими героями. И Александру Лебедеву предстояло написать представления к награждению посмертно их всех. А для каждого из тех краснофлотцев, которые погибли при катерных таранах, Саша решил добиваться присвоения звания Героя Советского Союза. И Гуманенко, разумеется, заслужил золотую звезду. Прихватилов и его водолазы тоже, без сомнения, заработали ордена. Так что бумажной работы Александру предстояло очень много.
После того, как гроза ушла дальше на восток, в сторону Ленинграда, погода над Таллином выправилась. И к полудню день сделался теплым и ясным. Но, вместо обычных туч, с запада налетели облака немецких самолетов. Три десятка бомбардировщиков, сопровождаемых двумя десятками «Мессершмидтов», быстро приближались к городу, чтобы бомбить столицу Эстонии.
Получив донесения, что большевики ночью высадили многочисленный десант в Хельсинки, да еще и успешно взяли к утру всю столицу Финляндии, Гитлер немедленно созвал совещание, во время которого впал в истерику и яростно орал больше часа. Вождь немецкой нации презирал собственных генералов. При малейшей неудаче он устраивал военачальникам разносы. Причем, не имея специального военного образования, он упорно считал, что разбирается в вопросах стратегии и тактики лучше всех, навязывая генералам свое мнение с помощью крика и угроз.
Выслужив в Первую мировую всего лишь звание ефрейтора, Гитлер считал, что генералы проявляют высокомерие по отношению к нему. И это высокомерие необходимо постоянно пресекать, чтобы поддерживать свой авторитет вождя. Если случались просчеты в развитии боевых операций, а они случались где-нибудь на обширном театре военных действий постоянно, то виноваты у Гитлера всегда были генералы. Своих собственных ошибок он никогда не признавал. Фюрер искренне считал, что всегда нужно сваливать неудачи на генералов для того, чтобы постоянно иметь повод снять любого из них с поста и поднять, тем самым, собственный авторитет. Гитлер самоутверждался за счет генералитета.
И многие немецкие генералы, со своей стороны, тоже совсем не питали к фюреру личной симпатии. Они знали, что Гитлер не любит представителей армейской элиты, но вынуждены были подчиняться «великолепному стратегу». Как лидер национал-социалистической партии, Гитлер всюду продвигал идею «сверхчеловека», и самого себя относил к этой категории. И потому он считал свое мнение непогрешимым, а собственные идеи — гениальными. А виноватыми в любых промашках фюрером всегда назначались все остальные, но только не он сам. Еще Гитлер имел талант громко и очень долго кричать.
На утреннем совещании третьего июля, едва адмирал Канарис доложил обстановку, первым на себе гнев фюрера ощутил Геринг, который был обвинен в преступном бездействии и попустительстве большевикам, потому что люфтваффе никак не смогло помешать советскому десанту на Хельсинки. Вторым под горячую руку вождя Третьего Рейха попал начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, которому было поставлено в вину преступное промедление с развитием блицкрига против СССР и, фактически, его срыв. Что дало возможность большевикам высвободить немалые силы для атаки столицы Финляндии. Следующим Гитлер вспомнил командующего флотом.
Но, поскольку Эрих Редер не присутствовал на утреннем совещании в берлинской рейхсканцелярии, а находился на базе ВМФ в Готенхафене, фюрер немедленно громко отругал гросс-адмирала по телефону, сказав, что Редер со своими морскими корытами прячется от большевиков, как позорная мышь. Вместо того, чтобы немедленно вывести немецкие боевые корабли навстречу неприятелю, Редер малодушно скрывается в Готенхафене. И в том, что русские сумели занять столицу Финляндии, есть огромная доля вины лично командующего кригсмарине. Обвинив гросс-адмирала, фюрер тут же приказал ему выдвигаться из Готенхафена немедленно. Никакие возражения Эриха Редера о том, что линкор «Тирпиц» поврежден русской торпедой и нуждается в ремонте, а «Шарнхорст» тоже не до конца отремонтирован после английской бомбежки, бесноватым руководителем Третьего Рейха уже не принимались.
В результате утренней взбучки, Геринг выискал дополнительные силы люфтваффе и послал самолеты бомбить Таллин. Кейтель перегруппировал войска на фронтах и усилил натиск по всем направлениям резервами. А Редер устроил смотр эскадры перед походом.
Из Финляндии, между тем, в Берлин продолжали поступать противоречивые и неутешительные донесения. Все немецкие представительства в Хельсинки, включая посольство Германии, за ночь были разгромлены красными, а все граждане Третьего Рейха оказались под арестом. Немногочисленный немецкий военный контингент, размещенный в столице Финляндии, был частично уничтожен во время ночного боя, а частично взят в плен.
Немецкие миноносцы и торпедные катера, базировавшиеся в Хельсинки, пытались организовать сопротивление советскому десанту, но были потоплены превосходящими силами большевиков. Немецкие самолеты, размещенные на аэродромах в непосредственной близости от финской столицы, попали под бомбовые удары, а сами аэродромы захватил советский парашютный десант. Но, немецкая агентура в городе еще продолжала действовать. И адмирал Канарис докладывал фюреру о реальном положении, сложившемся в финской столице и вокруг нее к утру третьего июля.
Уже было известно, что большевики по радио из Москвы заявили, что финское правительство капитулировало, но в действительности это было не совсем так. Советские десантники просто силой взяли все правительственные учреждения, находящиеся в финской столице, и арестовали большинство первых лиц Финляндии. И теперь под диктовку людей из НКВД Ристо Рюти и Йохан Рангелла составляли и подписывали любые указы, в том числе и безоговорочную капитуляцию всей финской армии. Но, финский главнокомандующий Густав Маннергейм оказался вне столицы. В момент советского штурма он находился с инспекцией в войсках. И теперь обращался к руководству Германии за поддержкой из города Лаппенранта.