Когда они проскочили все линии заградительного огня, уйдя из зоны поражения противоминной артиллерии «Шарнхорста» и оказавшись на траверзе носовой оконечности «Тирпица», пробитой снарядами советских линкоров и интенсивно горящей, настал самый решительный момент. На подходе отряд потерял еще два катера, но теперь сам огромный бронированный корпус немецкого линкора закрыл атакующее соединение от огня линейного крейсера. «Тирпиц» же, носовая часть которого была объята пламенем, а все вооружение на ней — критически повреждено после обстрела с «Марата» и «Октябрьской революции», не мог эффективно стрелять по атакующим в этом секторе. Не мог он и маневрировать. И потому атака торпедных катеров удалась. Немецкий линкор получил три торпеды под ватерлинию и два удара в правый борт скоростных брандеров волнового управления, начиненных взрывчаткой.
Наблюдая из боевой рубки стремительное приближение русских торпедных катеров, Эрих Редер понимал, что мало что способен предпринять, учитывая нынешнее состояние корабля после перестрелки с советскими линкорами. Немного успокаивало гросс-адмирала лишь то, что оба этих дредноута уже тонули. Вся конструкция «Тирпица» отличалась немецкой щепетильной продуманностью и имела большой запас прочности. Но, когда торпедные катера добились своего, поразив правый борт не только торпедами, но и ударами самих катеров, набитых взрывчаткой, повреждения оказались критическими даже для этого корабля.
От сотрясения все подпрыгнуло и внутри боевой рубки, отчего Редер, хоть и держался за поручни, но так сильно ударился головой, что на несколько минут потерял сознание. Когда он очнулся и снова встал на ноги, поддерживаемый офицерами своего штаба, новейший немецкий линкор уже шел ко дну. Корабль медленно, но верно, наполнялся водой. Крен на правый борт увеличивался с каждой минутой. А возможности борьбы за живучесть были исчерпаны. Еще немного, и линкор перевернется. Честь морского офицера требовала уйти на дно вместе со своим кораблем. Вот только Эрих Редер не собирался тонуть вместе с «Тирпицем». Он сразу же вспомнил опыт Ютландского сражения, когда адмирал Хиппер решительно оставил израненный флагманский линейный крейсер «Лютцов» и перевез на миноносце весь свой штаб на «Мольтке» ради продолжения руководства авангардом флота открытого моря.
«Тирпиц» тонул, когда гросс-адмирал переезжал под огнем русских на «Шарнхорст» на катере, присланном с линейного крейсера. Этот корабль пока что наименее пострадал в Ирбенском побоище. И уже из боевой рубки «Шарнхорста» Редер наблюдал душераздирающее зрелище, как опрокидывается на продырявленный торпедами правый борт немецкий линкор, а команда, пытаясь спастись, карабкается с палубы на плоскость противоположного борта. Впрочем, шансы на спасение у моряков «Тирпица», которым повезло вовремя успеть выбраться из внутренних помещений, имелись неплохие. Ведь корабль оказался шире, чем глубина пролива. Перевернувшись, он более никуда не тонул, выставив из воды борт и часть днища, напомнив исполинского левиафана, который решил отдохнуть, повернувшись на бок.
Один из германских миноносцев снимал уцелевших моряков под огнем противника. И Редер, глядя на все это с борта «Шарнхорста», считал, что корабль погиб совсем не зря, в честном бою. В конце концов, «Тирпиц» сделал свое дело. Редеру доложили, что капитан цур-зее Карл Топп, решивший разделить судьбу своего корабля, будучи тяжело раненым в результате попадания в ходовой мостик, куда он выбежал из боевой рубки, чтобы руководить сложным маневрированием сразу после подрыва линкора на мине, с оторванной правой рукой и левой ногой, отправлялся на дно с чистой совестью, потопив оба русских дредноута.
Редер напряженно соображал. Он вспомнил о том, что имелся резерв. К месту боя подходил крейсер «Кельн», торпедные катера и еще три эсминца. Все эти легкие силы под командованием Фридриха Хюфмейера были предназначены для вспомогательного удара, для отвлечения внимания русских от основных сил немецкого флота. В рамках операции «Беовульф» предполагалось с их помощью проводить имитацию атаки на бухту Тагалахт, где когда-то в далеком 1917-м году на остров Эзель успешно высаживался немецкий десант. Теперь же русские там настолько укрепились, что попытка десантирования с того направления была бесполезна. И в штабе кригсмарине это прекрасно знали.
Потому и предполагалось у Тагалахта производить лишь имитацию атаки в надежде, что русские перебросят свои противодесантные силы в ту сторону. Но теперь, когда бой главных сил обоих противостоящих эскадр показал довольно плачевный результат, не принеся кригсмарине уверенной победы и того прорыва сквозь пролив, на котором и строился весь расчет операции «Беовульф», никакие отвлекающие маневры больше не имели значения. Поэтому гросс-адмирал по радио приказал легким силам выдвинуться к Ирбенскому заливу со стороны открытого моря. Для штурма Моонзунда Редер собрал все силы военно-морского флота Германии, какие сумел наскрести, и гросс-адмиралу было необходимо, чтобы эта вторая немецкая Балтийская эскадра пришла на помощь «Шарнхорсту», оставшемуся, фактически, в одиночестве, как можно скорее.
Исход сражения в Ирбенском проливе был уже очевиден. Победы не получилось. Последний немецкий эсминец, участвовавший в прикрытии тральщиков, горел, пораженный снарядами советских эсминцев и крейсера «Киров». Этот русский крейсер оказался удивительно удачливым. Он не получил никаких серьезных повреждений в бою с «Адмиралом Шеером», нанеся немецкому тяжелому крейсеру множество повреждений, превративших в дымящееся решето всю его верхнюю часть. В результате этого «карманный линкор» почти полностью утратил боеспособность. Лишь на его левом борту еще сохранились исправные универсальные орудия, но с противоположного борта они не могли вести огонь по русским кораблям, а развернуться в протраленном канале покалеченный корабль не мог. «Киров» же по-прежнему продолжал стрелять из всех стволов главного калибра, а три советских эсминца, оставшихся на плаву, продолжали расстреливать остатки тральной флотилии кригсмарине. Прямо по курсу на боку, выпирая из воды левым бортом, лежал «Тирпиц».
Придя в себя после контузии и оценив последствия морского боя, Редер подтвердил приказ капитана «Шарнхорста» отступать задним ходом по протраленной воде. После гибели «Тирпица», тральщиков и эсминцев, «Шарнхорсту» приходилось отбиваться, стреляя всеми орудиями и пятясь назад по узкому протраленному водному коридору, следом за горящим и тоже отступающим «Адмиралом Шеером». Самым неприятным сюрпризом для гросс-адмирала стало то, что тяжелая береговая артиллерия полуострова Сырве, которую, вроде бы, эскадра сумела подавить еще своими первыми залпами, снова начала стрелять, производя выстрелы в сторону немецкого линейного крейсера.
После гибели обоих своих линкоров, трех эсминцев и почти всех торпедных катеров, боевые возможности советской эскадры тоже значительно уменьшились, но русские моряки не собирались отступать. Несмотря на гибель товарищей, потопление «Тирпица» сильно воодушевило уцелевших краснофлотцев. В перестрелку с отступающим «Шарнхорстом» вступил не только крейсер «Киров», но и оставшиеся на плаву советские эсминцы. И их поддерживали огнем береговые батареи.
Еще в начале боя по позициям железнодорожных транспортеров, действительно, имели место прилеты нескольких тяжелых немецких корабельных снарядов. Но, ни одно из этих попаданий не легло точно в цель. После небольшого ремонта оборудования установок ТМ-1-14 и железнодорожных путей, пострадавших от разлета осколков, а также замены артиллеристов, погибших и раненых от достаточно близких разрывов, обе пушки на железнодорожных транспортерах, быстро вновь приведенные в боеготовое состояние, снова изрыгали огонь. Их длинные орудийные стволы, когда-то предназначенные для линейного крейсера «Измаил», который спустили на воду еще летом 1915-го года, но так и не достроили, посылали в цель бронебойные снаряды калибром 356 мм и массой 778 кг. А командно-наблюдательный пункт, оборудованный на маяке мыса Церель, выдержавший несколько попаданий немецких снарядов, но уцелевший, корректировал стрельбу под руководством майора Широкина.